Войн – это не только история битв, дипломатии, побед, поражений, приказов командования и подвигов, это еще и история военнопленных. Судьба советских военнопленных в годы Второй мировой войны составляет одну из самых трагичных страниц нашего прошлого. Советские военнопленные попадали в плен на своей земле, защищая эту землю, а военнопленные гитлеровской коалиции оказывались в плену на чужой земле, в которую они пришли как захватчики.
В плену можно "оказаться" (получив ранение, впав в бессознательное состояние, не имея и боеприпасов для сопротивления) или "сдаться" – поднять руки, когда ещё можно и есть чем сражаться. Почему же присягнувший на верность родине вооружённый мужчина прекращает сопротивление? Может быть, такова природа человека? Ведь он повинуется инстинкту самосохранения, в основе которого чувство страха.
"Конечно, поначалу на войне было страшно. И даже очень. Каково это молодому парню постоянно видеть, как снаряды рвутся, бомбы, мины, товарищи погибают, их калечит осколками, пулями. Но потом, я заметил, уже не страх, а нечто другое заставляло вгрызаться в землю, искать укрытия, прятаться. Я бы назвал это чувством самосохранения. Ведь страх парализует волю, а чувство самосохранения заставляет искать выходы из, казалось бы, безвыходных ситуаций", – так вспоминал об этом чувстве ветеран Великой Отечественной войны – Иван Петрович Вертелко.
В жизни бывает страх частичный, страх какого-то явления. Но бывает и абсолютный страх, когда человек находится на краю гибели. И это самый сильный враг – он отключает мышление, не позволяет трезво воспринимать действительность. Человек теряет способность критически мыслить, анализировать ситуацию, управлять своим поведением. Перенеся шок, можно сломаться как личность.
Страх – массовая болезнь. По оценке ряда экспертов, сегодня 9 миллионов немцев периодически страдают приступами панического страха, а более 1 миллиона испытывают его постоянно. И это в мирное время! Вот как отзывается Вторая мировая в психике тех, кто родился позже. В каждом заложена своя устойчивость к страху: при опасности один впадёт в ступор (резкое психическое угнетение до полного оцепенения), другой – в панику, а третий хладнокровно ищет выход из сложившейся ситуации. В бою, под огнем противника боятся все, но поступают по-разному: одни сражаются, а других бери хоть голыми руками!
На поведение в бою влияет физическое состояние, порой человек "уже просто не может". Недавно здоровые молодые мужчины измучены голодом, холодом, незаживающими ранами, огнём врага без возможности укрыться… Яркий пример этого – сообщение из окружённой 2-й ударной армии Волховского фронта (весна 1942 года): "Болота растаяли, ни окопов, ни землянок, едим молодую листву, березовую кору, кожаные части амуниции, мелких животных… 3 недели получали по 50 г сухарей… Доели последних лошадей… Последние 3 дня не ели вообще... Люди крайне истощены, наблюдается групповая смертность от голода". Война – постоянный каторжный труд. Солдаты перекапывают миллионы тонн земли, как правило, малой саперной лопатой! Чуть сдвинулись позиции – копай опять; о передышке в боевых условиях не может быть и речи. Знает ли какая-нибудь армия о сне на ходу? А у нас это было обычным явлением на марше.
В армии США есть диковинный вид потерь – "переутомление в бою". При высадке в Нормандии (июнь 1944-го) оно составило 20 процентов от общего числа выбывших из боя. В целом во Второй мировой войне потери США по причине "переутомления" составили 929 307 человек! Советский солдат оставался в боевых порядках до гибели или ранения (бывала и смена подразделений, но лишь по причине больших потерь или соображений тактики).
Нам всю войну было не до отдыха. Удар германской военной машины могла выдержать единственная сила в мире – наша армия! И наши измотанные, спящие на марше, при нужде съевшие лошадей солдатики перемогли отлично оснащённого умелого врага! Не только солдаты, но и генералы... Для нашего народа, победившего в самой страшной войне в истории человечества, свобода и независимость Родины оказались важнее всего. Ради нее на фронтах и в тылу люди жертвовали собой. Жертвовали, поэтому и победили.
По разным оценкам число советских солдат в германском плену в 1941-1945 гг. составляло от 4 559 000 до 5 735 000 человек. Цифры действительно огромные, но объективных причин такого массового пленения людей немало. Свою роль в этом сыграла внезапность нападения. Кроме того, оно было массированным: границу с СССР 22 июня перешли около 4,6 млн. человек. Войну начали 152 дивизии, 1 бригада и 2 моторизованных полка вермахта, 16 финляндских дивизий и 3 бригады, 4 венгерские бригады, 13 румынских дивизий и 9 бригад, 3 итальянские дивизии, 2 словацких дивизии и 1 бригада. Большинство из них обладали опытом ведения боевых действий, были хорошо оснащены и вооружены – на Германию к тому времени работала почти вся промышленность Европы.
Накануне войны сводки генштаба вермахта о состоянии Красной Армии отмечали, что её слабость заключается и в страхе командиров перед ответственностью, что было вызвано предвоенными чистками в войсках. Мнение Сталина о том, что воину Красной Армии лучше погибнуть, чем оказаться во вражеском плену было закреплено в советском законодательстве. "Положением о воинских преступлениях" 1927 года устанавливалось равенство понятий "сдача в плен" и "добровольный переход на сторону противника", который карался расстрелом с конфискацией имущества.
Кроме этого, на волю обороняющихся влияло отсутствие надежного тыла. Даже если советские бойцы и командиры вопреки всему держались насмерть, в тылу у них уже были горящие города, которые нещадно бомбили немецкие самолеты. Воины испытывали тревогу за судьбу близких. Потоки беженцев пополняли море пленников. Атмосфера паники первых недель войны также играла на руку нападавшим и не позволяла трезво оценивать сложившуюся обстановку и принимать правильные решения по борьбе с захватчиками.
В приказе народного комиссара обороны СССР № 270 от 16 августа 1941 года подчеркивалось: "Командиров и политработников, во время боя срывающих знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как родственники нарушивших присягу и предавших свою родину дезертиров... Обязать каждого военнослужащего независимо от его служебного положения потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться ему в плен – уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи".
С началом войны стало ясно, что истребление не только пленных, но и мирного населения принимает все более ужасающие масштабы. Пытаясь исправить положение, 27 июня 1941 года нарком иностранных дел Вячеслав Молотов телеграфирует председателю МККК (Международный Комитет Красного Креста) о готовности Советского Союза осуществить обмен списками военнопленных и возможности пересмотра отношения к Гаагской конвенции "О законах и обычаях сухопутной войны". Нельзя забывать, что именно отказом СССР присоединиться к Женевской конвенции мотивировал Гитлер свои призывы не применять в отношении советских военнопленных нормы международного права. За месяц до вторжения в Советский Союз Верховное командование вермахта (ОКВ) подготовило инструкции об обращении с захваченными в плен представителями политической власти, находящимися в РККА. Одно из предложений сводилось к необходимости уничтожения политкомиссаров еще во фронтовых лагерях.
17 июля 1941 года Вячеслав Молотов специальной нотой через посольство и Красный Крест Швеции довел до сведения Германии и её союзников согласие СССР выполнять требования Гаагской конвенции 1907 года "О законах и обычаях сухопутной войны". В документе подчеркивалось, что Советское правительство будет соблюдать требования конвенции в отношении фашистской Германии "лишь постольку, поскольку эта конвенция будет соблюдаться самой Германией". Тем же днём датирован приказ гестапо, предусматривавший уничтожение "всех советских военнопленных, которые были или могли быть опасны для национал-социализма".
Отношение к пленным на Руси издавна было гуманным. Милосердия к побеждённым требовало "Соборное уложение" Московской Руси (1649 г.): "Неприятеля, просящего пощады, щадить; безоружных не убивать; с бабами не воевать; малолетков не трогать. С пленными поступать человеколюбиво, стыдиться варварства. Не меньше оружия поражать врага человеколюбием. Воину надлежит мощь вражескую сокрушать, а не безоружных поражать". И так поступали веками.
После 1945 года у нас в плену оказалось 4 миллиона немцев, японцев, венгров, австрийцев, румын, итальянцев, финнов… Каким было отношение к ним? Их жалели. Из пленных немцев у нас выжили две трети, из наших в немецких лагерях – треть! "В плену нас кормили лучше, чем ели сами русские. Я оставил в России часть своего сердца", – свидетельствует один из немецких ветеранов, переживший советский плен и вернувшийся на родину, в Германию. Суточный рацион рядового военнопленного по нормам котлового довольствия для военнопленных в лагерях НКВД составлял 600 граммов ржаного хлеба, 40 граммов мяса, 120 граммов рыбы, 600 граммов картофеля и овощей, другие продукты общей энергетической ценностью 2533 ккал в день.
К сожалению, большинство положений Женевские конвенции "Об обращении с военнопленными" оставались лишь на бумаге. Немецкий плен – одно из самых мрачных явлений Второй мировой войны. Уж очень тяжелой была картина фашистского плена, всю войну зверства не прекращались. Все знают, что делали во время Второй мировой войны "культурные" немцы и японцы, проводя эксперименты на людях, издеваясь над ними в лагерях смерти… Вот как писал К.Д. Воробьев в своей повести "Это мы, Господи!… ", о том, что довелось ему пережить в фашистском плену: "Каунасский лагерь "Г" был карантинным пересылочным пунктом. Не было поэтому в нем особых "благоустройств", свойственных стандартным лагерям. Но в нем были эсэсовцы, вооруженные… железными лопатами. Они уже стояли, выстроившись в ряд, устало опершись на свое "боевое оружие". Еще не успели закрыться ворота лагеря за изможденным майором Величко, как эсэсовцы с нечеловеческим гиканьем врезались в гущу пленных и начали убивать их. Брызгала кровь, шматками летела срубленная неправильным косым ударом лопаты кожа. Лагерь огласился рыком осатаневших убийц, стонами убиваемых, тяжелым топотом ног в страхе метавшихся людей».
Или вот ещё: "Паек пищи, выдаваемый пленным, составлял 150 граммов плесневелого хлеба из опилок и 425 граммов баланды в сутки… В Шяуляе самое большое здание – тюрьма. Во дворе, в коридорах, в четырехстах камерах, на чердаке – всюду, где только было возможно, сидели, стояли, корчились люди. Была их там не одна тысяча. Их не кормили. Водопровод немцы разобрали. Умерших от тифа и голода убирали с первого этажа и со двора. В камерах и коридорах остальных этажей трупы валялись месяцами, разъедаемые несметным количеством вшей. По утрам шесть автоматчиков заходили во двор тюрьмы. Три фургона, наполненные мертвецами и еще дышащими, вывозились из тюрьмы в поле. Каждый фургон тащили пятьдесят пленных. Место, где сваливали в огромную канаву полутрупы, отстояло от города в четырех верстах. Из ста пятидесяти человек, везущих страшный груз, доходили туда сто двадцать. Возвращались восемьдесят – девяносто. Остальных пристреливали по пути на кладбище и обратно".
И всё-таки многие попавшие в плен пытались бежать: группами, в одиночку, из лагерей, во время пересылки. Вот данные немецких источников: "На 01.09.42 г. (за 14 месяцев войны): из плена бежало 41300 русских". Дальше – больше. Министр экономики гитлеровской Германии Шпеер докладывает фюреру: "Побеги приняли угрожающие размеры: ежемесячно из общего числа бежавших удаётся обнаружить и вернуть к местам работ до 40000 человек". К 01.05.44 г. (предстоит ещё год войны) при попытке к бегству убит 1 миллион военнопленных. Наших дедов и отцов!
В Германии и СССР времён Второй мировой близким пропавшего без вести отказывали в поддержке (не платили пособия, пенсии). Сдавшийся в плен человек воспринимался как враг, это не только была позиция власти, но и отношение общества. Враждебность, отсутствие сочувствия и социальной поддержки – со всем этим бывшие пленные сталкивались повседневно. В Японии плену предпочитали самоубийство, в противном случае близкие пленного подвергались гонениям на родине.
В 1944 году поток возвращающихся в Советский Союз военнопленных и репатриированных резко увеличился. Летом этого года была разработана, а затем введена новая система фильтрации и проверки органами государственной безопасности всех возвращающихся лиц. Для проверки "бывших военнослужащих Красной Армии, находившихся в плену и окружении противника", была создана целая сеть специальных лагерей. В 1942 году кроме существовавшего ранее Южского спецлагеря было создано ещё 22 лагеря в Вологодской, Тамбовской, Рязанской, Курской, Воронежской и других областях. Практически эти спецлагеря представляли собой военные тюрьмы строгого режима, причём для заключённых, которые в подавляющем большинстве не совершали каких-либо преступлений.
Освобожденные из спецлагерей военнопленные сводились в особые батальоны и направлялись в отдалённые районы страны на постоянную работу на предприятиях лесной и угольной промышленности. Только 29 июня 1956 г. ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление "Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и их семей". С 1956 г. все дела бывших военнопленных были пересмотрены. Подавляющее большинство из них – реабилитировано.
Объективно, плен – это всегда поражение, подчинение воле противника. Но вместе с тем, – это и право безоружного. Находясь в плену, воин должен рассчитывать на защиту своих прав со стороны государства, пославшего его на фронт. Государство обязано придерживаться одного из древних международных принципов – возвращение военнопленного на Родину и восстановление его во всех правах гражданина. Кроме этого, со стороны государства, захватившего военнослужащего в плен, должны соблюдаться нормы международного права.
Интересны следующие факты. В 1985 году в США была учреждена медаль "За достойную службу в плену". Ею награждают солдат, побывавших в плену, в том числе и посмертно. А 9 апреля 2003 года американский президент объявил о новом государственном празднике – Дне памяти американских военнопленных. Обращаясь по этому поводу к нации, он сказал: "Они являются национальными героями, и их служба нашей страной не будет забыта". Всё это утверждает в солдатах уверенность, что о них позаботятся. В сознании американских солдат прочно укоренилась мысль о том, что родина своих на войне не забывает и ни в чем не обвиняет, если им на войне "не повезёт". В западных странах люди думают иначе: "Самое ценное в жизни – сама жизнь, дающаяся только раз. И можно идти на всё ради ее сохранения". Такие выражения, как "умереть за родину", "жертвовать собой", "честь дороже жизни", "предавать нельзя" уже давно не являются для них мерилом солдата и мужчины.
КАК ПОПАДАЛИ В ПЛЕН
Анатолий Иванович Деревенц накануне войны проходил службу телефонистом во взводе связи 278-го полка 17-й краснознаменной стрелковой дивизии.
Вечером 15 июня 41-го их соединение было поднято по тревоге и выступило в поход под звуки марша «Прощание славянки». Уже тогда многие догадывались о том, что уходят на войну.
Солнечным летним утром 22 июня полк Анатолия Ивановича встретил гром Великой войны в Белоруссии. И началось! «Армия сражающаяся больше не существовала, - рассказывает он. - Армия окруженная не билась с врагом, а была охвачена единственным желанием - вырваться из окружения. И начались “прорывы”. Принималось решение в каком-нибудь месте пробиться к своим. “Примкнуть штыки!” - подавалась команда, и с винтовками наперевес люди шли на немецкие пулеметы и автоматы…Уцелевшие, бросив убитых и раненых, снова собирались в другом месте, примкнув штыки, шли на прорыв, на восток, к своим. Наш полк, или вернее сказать, то, что осталось от полка, но все-таки еще войсковая единица, отступал, но, как и прежде, в населенные пункты не заходили, а пункты, где были немцы, старались обходить ночью…» Все это продолжалось до тех пор, пока не добрели до небольшой деревеньки. А дальше плен…
«На рассвете я проснулся, когда меня дернул за руку Бойкин.
Немцы, командир, - шепотом сказал он, и я мгновенно очнулся ото сна. Тотчас же проснулись и другие и стали испуганно таращить глаза. Проснулся и наш молоденький лейтенант. Впереди, в деревне стояли несколько машин с солдатами, метров за триста от нас.
Командир, надо когти рвать, - тихо сказал Бойкин.
Какие когти? Оглянись!
Две машины были и сзади нас, при въезде в деревню. Проснулись и зашевелились и в других группах, расположившихся недалеко от нас. А от стоявших в деревне машин отделились несколько немецких солдат с автоматами и направились в нашу сторону.
Ну что же, кажется, все, попались. Конец.
Ребята, - обратился наш молоденький лейтенант, - затворы у винтовок вытащите и забросьте подальше.
Сам он вытащил барабан своего нагана и забросил в траву.
А меня не называйте лейтенантом. Я просто Миша.
Немецкие автоматчики приближались. Все произошло буднично и просто. Видно было, что эти солдаты брали уже не одну такую группу, как наша, - фактически безоружных, голодных и деморализованных бойцов. Они подошли и просто сказали: “Ком, ком”, - и показали в сторону деревни. Люди медленно поднялись и побрели, куда показали.
Мы были уже не бойцами армии, а пленниками победителей… - вспоминал Анатолий Иванович. - У деревни, наверное, был сборный пункт для военнопленных. Сюда все время приводили группы взятых в плен наших бойцов и командиров. Один раз подошла большая колонна пленных. Во главе колонны шли несколько генералов. Еще недавно эти грозные для нас военачальники были теперь поникшими, бесконечно усталыми душой и телом людьми. Покрытые дорожной пылью, со струйками стекающего по лицу пота, они представляли жалкое зрелище. Зато каким самодовольством, какой гордостью светились лица немецких солдат, конвоировавших колонну. Это шли победители…
Наверное, до полудня немцы отовсюду сводили в деревню отдельные группы бойцов. Впрочем, это уже были никакие не бойцы, а толпа деморализованных, голодных и смертельно уставших, потерявших всякую надежду людей. Опустив головы, волоча ноги, люди понуро брели туда, куда их вели, а потом садились на землю, где им указывали. Мне потом рассказывали, что в некоторых местах пленные вот так сидели несколько суток и в дождь, не смея подняться, иначе конвоир немедля и без предупреждения пристрелит.
В середине дня немецкие солдаты забегали, зашевелились после своего обеда, и пленных стали строить в колонну. Впереди и сзади колонны ехали грузовые машины с пулеметами и бронированными бортами. Колонна тронулась и медленно побрела по дороге. Снова все шагали, как роботы. Молчащая толпа, которой было совершенно безразлично, куда ее вели и зачем. Уже поздним вечером, когда стало темнеть, пришли в какой-то городок. Оказалось, Слуцк».
… Георгий Павлович Терешонков выходил из окружения осенью 41-го. «Во время одной из попыток вырваться из окружения, - рассказывал он, - я был легко ранен и контужен в руку и попал в медсанбат в лесу. Питались мы в это время дохлой кониной без соли и грибами. Оружие у раненых было изъято, мы были беззащитны. Во время прочесывания окруженных в лесу частей нас пленили немцы и вывели на железную дорогу около ст. Новинка Ленинградской области.
Вид у нас был очень жалкий. Вшивые, голодные, грязные и рваные…Помню, немцы погрузили нас на танк, а командир танка (кажется, фельдфебель, в черной одежде, с кольцом и сигарой во рту, стоял в открытом люке) стал поджидать взвод самокатчиков, которые несли на носилках раненного в живот офицера со стороны ст. Новинка (станция горела, шла перестрелка). Когда к танку поднесли раненых, один из унтер-офицеров, увидав нас, пленных, поднял автомат, чтобы дать очередь, но командир танка рявкнул на него, и тот недовольно опустил автомат. Так первый раз мы оказались перед лицом расстрела…»
… Василий Николаевич Тимохин, попав на формирование артиллерийского гаубичного полка 16 июля 1941 года, на передовой служил во взводе связи радистом. Повоевать он даже не успел. В плен попал, как и многие, совершенно неожиданно…
«Прошло немного времени, был слышен крик, командир полка говорит: “Наша пехота пошла в атаку”. Прошло еще немного времени, и мы услышали нерусскую речь. Подняв головы, увидели немцев, наставивших на нас автоматы.
От неожиданного явления я почти потерял сознание и не могу сказать, был ли с нами командир и комиссар полка. Взяли нас немцы и повели через поле на опушку леса. Товарищ мой, тоже радист, Сергей Матвеенков из Смоленской области, говорит мне: “Видал, сколько на поле убитых людей валяется?” - А я говорю ему: “Не видал ни одного”. Вот в каком я был состоянии.
Немцы нас обезоружили, а “оружие” у нас с Сергеем было противогаз и каска на голове. Радиостанцию мы оставили в том кустарнике, где нас взяли немцы. И так я оказался в плену у немцев. И оказалось, что немцы поставили нам ловушку, и мы сами в нее залезли.
На опушке леса, куда нас привезли немцы, русских пленных оказалось много. Недалеко находился свободный скотный двор, нас загнали туда и ворота позакрывали.
Просидели мы там и ночь. Утром, часов в 10, открывают ворота, и подается команда - выходи строиться, но команда на немецком языке. Мы стоим и не знаем, что делать. Тогда человек в форме немецкого офицера говорит на чисто русском языке: “Выходите строиться и становитесь по четыре”. Стали по четыре, офицер по-русски говорит: “Будете следовать строем, кто немного выйдет из строя, будет застрелен охраной”. И так мы с Сережей вторые сутки, не евши, в одних гимнастерках, без головного убора шли в строю русских военнопленных в город Гомель».
…Михаил Владимирович Михалков, младший брат Сергея Владимировича Михалкова, после окончания пограншколы служил в Особом отделе 79-го погранотряда в Измаиле.
С самого начала войны он находился в охране штаба Юго-Западного фронта. Тогда, в сорок первом, ему тоже не удалось избежать окружения и плена. В своей автобиографической книге «В лабиринтах смертельного риска» он напишет: «На рассвете заметил в поле стог сена и направился к нему, чтобы передохнуть. Приземлился на чей-то сапог. Кто-то выругался, и из-под стога выбрался черноволосый мужчина в немецкой фуфайке, за ним - второй - белобрысый парень. Оба без оружия, и у меня оружия не было (командир в реглане отобрал “ТТ”, когда я уходил в разведку, да так и не вернул). Не успели мы и слова сказать друг другу, как перед нами, словно из-под земли, вырос верховой немец.
Лос! Пошоль! - Дуло его автомата прочертило полукруг, указывая нам путь…
Все произошло в один миг - и вот под конвоем верхового немца мы следуем в село, к дому с мезонином, над крышей которого развевается фашистский флаг. Нас вводят в помещение. Обыскивают. Появляется офицер.
Зольдат? - обращается он ко мне.
Зольдат? - обращается он к белобрысому парню.
Тот молчит, словно воды в рот набрал. Офицер подходит к черноволосому:
Юде? (Еврей?)
Тот не понимает вопроса. Он грузин. Офицер бьет его по лицу.
Цапцарап! Немецкий! - говорит он, тыча стеком в фуфайку…
Нас троих выводят наружу. Улица пустынна. В домах словно все вымерло. Две винтовки наперевес: одна впереди, другая - позади. За плетнем стоит босая женщина в белой косынке. Она провожает нас скорбным взглядом. Маленький испуганный мальчонка держится за ее подол.
Матка, лопат, копат! - кричит немец.
Женщина не понимает. Тогда немец жестом показывает, что ему надо. Женщина уходит и выносит из сарая три лопаты. Идем дальше… Миновав село, выходим на картофельное поле. Один немец очерчивает палкой продолговатый квадрат, другой передает нам лопаты. Оба немца отходят в сторону. Мы начинаем рыть землю…»
Михаил Михалков догадывается, что они роют себе могилу, а значит, точно - расстреляют! Он шепчет об этом товарищу по несчастью - грузину.
Немцы на мгновенье расслабляются, отходят в сторону и закуривают, и видимо, это последний шанс во имя жизни…Грузин одним прыжком с лопатой наперевес вылетает из ямы. Следом за ним выскакивает Михалков. Они оба со всего маху наносят по два удара карателям и уже втроем разбегаются в разные стороны…
…Старшина Иван Ксенофонтович Яковлев перед войной проходил службу в 593-м механизированном полку 131-й мотострелковой дивизии 9-го механизированного корпуса генерала К.К. Рокоссовского. Очень скоро не стало его полка и дивизии. Штаб Юго-Западного фронта потерял управление войсками. Начался отход и бегство…
Пристроившись со своим взводом к таким же отступающим, а точнее - к группе пограничников капитана Иванова, Яковлев надеялся выйти из окружения. Но с каждым часом это становилось все невозможнее. Днем раньше, 15 сентября, части и подразделения 1-й танковой группы противника «за трое суток с плацдарма у Кременчуга, не встречая сопротивления советских войск, дошли до Лохвицей и соединились с войсками 2-й танковой группы, завершив окружение армий Юго-Западного фронта, и приступили к расчленению дезорганизованных, потерявших управление подразделений советских войск…»
22 сентября на отдыхающую группу выскочили немецкие танки и бронетранспортеры. С ходу они открыли огонь из пушек и пулеметов по машинам и скоплениям советских бойцов. Уходить было невозможно, потому как немцы били точно…Послышались стоны и крики раненых…Какие-то минуты - и бой, а точнее расстрел, закончился.
«…Горели машины, вереница пленных солдат и командиров цепочкой двигалась под охраной автоматчиков вправо, по лесной дороге, - вспоминал Иван Ксенофонтович. - Немцы нас заметили, но не спешили пленять, видимо, давая возможность похоронить убитых. Солидарность людей почитается даже бандитами.
О плене я еще не думал, был занят мыслью об убитых и раненых товарищах. И только когда увидел цепочки пленных, подумал о нем. Но что делать? Капитан ехал к реке в надежде перебраться на другую сторону, избежать пленения. Сейчас эта идея не осуществима: упущено время, надо подумать о раненых и убитых.
Бойцы, видимо, это понимали, не спрашивали о своей судьбе, спешили до плена похоронить товарищей.
Подъехал бронетранспортер. Из него высыпали автоматчики, уставились на роющих, повторяя: “Гут! Гут!” - Хорошо, мол, что вы такие верные товарищи, не бросаете их даже при опасности для себя.
Мы с удивлением смотрели на немцев, на их гуманное поведение, пока не услышали окрик унтер-офицера: «Шнель, шнель, рус зольдат!» Бойцы зашевелились, понесли в могилу убитых, укладывали их рядами. Когда уложили всех мертвых и накрыли их шинелью, унтер-офицер подошел к лежащим раненым, повел автоматом, выпустив по каждому короткую очередь, повернулся ко мне, показал рукой, что и этих надо хоронить в ту же могилу. Отнесли, уложили, наспех засыпали, воткнули винтовку в изголовье могилы, сняли головные уборы, прощаясь.
Антретен! - показал унтер-офицер рукой знак построения.
Выстроились в колонну по три человека. Грицай, зная о моей спине и бедре, боясь, чтобы я не упал при движении, поставил меня посередине. Это заметил унтер-офицер, но ничего не сказал. Оставил четырех автоматчиков, скомандовал “Марш!” - сел в бронетранспортер, укатил, а наша колонна поплелась к сбору пленных».
…Николай Ипполитович Обрыньба в плен попал тоже осенью 41-го, но только под Вязьмой. А произошло это следующим образом: «В квадратных касках, с засученными рукавами, с автоматами в руках немцы идут цепью от деревни, давая очереди, и то там то там вылезают из своих схронок наши солдаты. Лешка падает на меня:
Они совсем близко!
Прячем винтовки под солому, и уже над нами звучит:
Рус! Лес, лес!
Немцы смеются и отправляют нас к группе наших солдат, стоящей поодаль, с двумя конвоирами. Мы стояли перед избой, в которую вводили по три-четыре человека, затем, выпустив, вводили новую партию военнопленных. В избе обыскивали, нет ли оружия и какие документы у кого.
Я вошел в избу. На полу лежала свежая желтая солома, одно из окон завешено одеялом, в комнате находилось человек пять немцев, с ними молодой младший лейтенант. Нас заставили снять и положить на стол вещмешки, противогазы и стали деятельно их потрошить. Один из солдат нашел в моем мешке кусочек сала, весь вывалявшийся в крошках, но отобрал также и кусок сахара, оставшийся от энзе.
Просматривая санитарную сумку, немцы ничего не взяли, но, найдя банку меда с наклейкой от лекарства, долго крутили в руках, нюхали, затем, решив, что это тоже лекарство, бросили в сумку обратно. Один немец уже снимал с моих брюк ремешок с кавказскими бляшками, подарок моего шурина, и прилаживал поясок к себе, повторяя: “Сувенир, сувенир, гут…” Я понял, что они забирают все, что им кажется пригодным, и меня поразила мелочность: как солдат может брать у солдата кусок сахара, шматочек сала, чистый сложенный носовой платок.
Но вот рыжий с веснушками фельдфебель вытащил из моего противогаза альбом с фронтовыми рисунками, повторяя “кунстмалер, кунстмалер”, и начал его просматривать. Все побросали мешки и тоже заглядывают, тычут пальцами, весело ржут. Лейтенант забрал альбом, посмотрел и спросил по своему вопроснику:
Откуда? Я ответил:
Москау, кунстмалер Академии.
Тут его осеняет идея. Раскрыв альбом на чистом листе, он тычет пальцем, показывая на себя, и повторяет:
Цайхнэн, цайхнэн портрет.
Я вынул карандаш и начал набрасывать его портрет. Немцы и наши пленные с напряжением застыли, смотрят. Через пять минут все узнают лейтенанта и галдят: “Гут! Прима!..” Вырываю лист с наброском и отдаю лейтенанту. Он задумчиво смотрит, прячет в карман…»
…Юрий Владимирович Владимиров в плену оказался в конце мая 1942 года под Харьковом. После боя он увидел, «как на дороге появилась группа наших пленных, но небольшая, в сопровождении лишь одного конвоира. Она двигалась как попало, и солдаты тихо разговаривали между собой». Юрий Владимирович вспоминает: «В той группе я заметил знакомые лица, в том числе - подносчика снарядов второго орудия украинца Ересько, с которым я часто общался, когда он навещал своего земляка - пулеметчика Чижа.
Размышляя над случившимся, я пришел к мысли, что, наверное, и мне не избежать плена. “Почему же все сдаются, а мне нельзя этого сделать?” - спросил я себя. И тут же ответил на этот свой вопрос: “Можно, так как после полностью проигранного сражения другого выхода, чтобы остаться в живых, уже не осталось. Предпочесть плену самоубийство, чего от нас требуют воинские уставы, не может быть и речи. Стоит жить дальше хотя бы для того, чтобы увидеть, как и когда закончится эта проклятая война»…”»
И все же, прежде чем оказаться в плену, готовясь к нему, Юрий Владимирович в первый раз ошибся: «Они шли со стороны ярко светившего солнца, и поэтому их лица и одежду я совсем не мог рассмотреть. Частично по этой причине, а в основном из-за сильного возбуждения, мне показалось, что эти люди - солдаты противника. Я взял в правую руку шомпол с носовым платком и выставил его из окопа, затем выкарабкался наружу и громко крикнул по-немецки: “Guten Morgen!” (Доброе утро!) А в ответ услышал по-русски: “Ты что, друг, совсем ох…ел? Будь здоров!”
Однако я не растерялся и, отбросив в сторону шомпол, продолжил свое приветствие: “Доброе утро! Я, видимо, неудачно пошутил. А кто вы и куда идете?” И получил от них совершенно удививший меня ответ. Оказалось, что у деревни Марьевка они вышли из вражеского окружения, в конце концов попались к немцам в плен, а те не стали с ними долго церемониться и приказали самостоятельно, т.е. без конвоя, отправиться на сборный пункт для военнопленных…»
Ошибка была исправлена: «Наконец, мы попрощались, пожелав друг другу удачи. Но, к моему большому огорчению, на прежнем месте я земляков не застал. Из-за этого решил идти один на юго-восток, ориентируясь ночью по полярной звезде. Приблизившись к краю леса, я вдруг почувствовал очень вкусные запахи горячего супа и какао и еще чего-то приятного. Это означало, что за лесом находятся немцы.
Как раз на этом месте, куда я вышел, оказался полусухой ров, густо заросший ивняком и высокой, почти в человеческий рост, травой. В нем было много валежника, посредине находилось русло засохшего ручейка. Я решил пройти напрямик через ров. И вдруг среди всех приятных запахов, распространявшихся вокруг, мой нос уловил характерную вонь человеческого кала, и я увидел сидевшего с голым задом над вырытым отхожим рвом… немецкого солдата в темновато-голубой форме пехотинца.
Я инстинктивно резко повернул назад, но споткнулся о сучья, которые сильно затрещали, и свалился в ров. Немцы услышали треск. Раздался крик: “Wer kommt? Halt!” (Кто идет? Стой!) Не получив ответа, они принялись стрелять в мою сторону длинными очередями по скрывавшим меня зарослям.
Я понял, что убежать мне не удастся и что я буду вот-вот застрелен, если срочно не сдамся в плен. Как только стрельба на миг прекратилась, я истошно закричал: “Nicht schissen, bitte nicht schissen, ich komme, ich komme!” (He стрелять, пожалуйста, не стрелять, я иду, я иду!) Я быстро схватил длинный сучок, привязал к нему свой белый носовой платок и, продолжая лежать в зарослях, как можно выше поднял этот флажок над собой. Поскольку выстрелы больше не последовали, я осторожно встал на ноги и пошел, повторяя ту же фразу: “Не стреляйте, пожалуйста, не стреляйте!”
Меня встретили трое немецких солдат с автоматами и сразу же задали вопрос: “Говоришь по-немецки?” Я ответил: “Очень мало”. Последовал другой вопрос: “Много товарищей в лесу?” “Нет, нет”, - соврал я. “Но где же твоя винтовка?” Я не понял этот вопрос и дважды пожал плечами. Тогда немцы продемонстрировали мне знаками и звуками “пах, пах”, что меня спрашивают о винтовке. Я ответил: “Нет винтовки”. Потом солдаты сказали: “Теперь иди впереди”.
И так около 9 часов вечера 24 мая 1942 года я оказался в немецком плену, и с этого времени практически закончилось мое участие в Великой Отечественной войне».
Но, как известно, в плен попадали не только рядовые бойцы…
Полковник Иван Андреевич Ласкин встретил войну в должности начальника штаба 15-й Сивашской мотострелковой дивизии. Уже к 6 августа 12-я армия, в состав которой входило его соединение, была полностью окружена. В дивизии не осталось ни танков, ни артиллерии. В наличии были только бойцы и командиры численностью до 400 человек. Командир дивизии генерал-майор Белов погиб. Начальник штаба принял командование. Штаб армии отдал распоряжение на действия остатков дивизии по собственному усмотрению. Начались непрерывные ночные бои для выхода из окружения. В результате остатки дивизии были расчленены на отдельные группы.
«К утру 7 августа 1941 года с Ласкиным осталась группа в 40 человек. Они двигались на соединение со своими войсками, 8 августа были обнаружены немцами. В завязавшемся бою потеряли 12 человек. 9 августа принимается решение: ввиду отсутствия боеприпасов и невозможности с оружием пробиться к своим частям (отряд находился в 200 километрах от линии фронта) оружие закопать, переодеться в гражданскую одежду и группами по 2-3 человека продолжать двигаться на восток, что и было сделано в ночь на 10 августа. Распоряжение переодеться в гражданскую одежду, чтобы успешнее выйти из окружения, было отдано командиром и комиссаром корпуса, пояснил Ласкин. С ним выходили из окружения комиссар дивизии Конобевцев и командир 14-го танкового полка Фирсов.
В своих объяснениях Ласкин скрыл, что он, Конобевцев и Фирсов были задержаны немцами и допрашивались ими. На допросах они назвались вымышленными именами. Ласкин вместе с Конобевцевым от немцев бежали и на 13-й день вышли к своим войскам», - сообщает в книге «Вплоть до высшей меры» Н. Смирнов.
Но кратковременное пребывание в плену было редким исключением, тем более для командиров такого ранга, как Ласкин.
… Командующий 12-й армией Юго-Западного фронта генерал-майор Понеделин Павел Григорьевич был пленен под Уманью 7 августа 1941 года.
Командир 27-го стрелкового корпуса Юго-Западного фронта генерал-майор Артеменко Павел Данилович во вражеском плену оказался 27 сентября 1941 года близ деревни Семеновка Березанского района.
Командир 4-го стрелкового корпуса 3-й армии Западного фронта генерал-майор Егоров Евгений Арсеньевич попал в плен 29 июня 1941 года.
Командир 36-й кавалерийской дивизии Юго-Западного фронта генерал-майор Ефим Сергеевич Зыбин был пленен 28 августа 1941 года.
Начальник штаба 3-й гвардейской армии Юго-Западного фронта генерал-майор Иван Павлович Крупенников в плену оказался в результате потери ориентировки.
Начальник 2-го управления Главного разведывательного управления Красной армии генерал-майор Самохин Александр Георгиевич после получения назначения на должность командующего 48-й армией 21 апреля 1942 года на самолете «ПР-5» вылетел в штаб Брянского фронта для получения указаний и вручения командующему фронтом пакета особой важности из Ставки ВГК.
Но случилось так, что летчик, потеряв ориентировку, уклонился от заданного маршрута, перелетел линию фронта и был сбит немцами перед передним краем их обороны. А дальше плен…
Командир 15-го стрелкового корпуса Юго-Западного фронта генерал-майор Привалов Петр Федорович 22 декабря 1942 года при поездке в дивизию в районе Кантемировка наскочил на немецкую засаду, был тяжело ранен и захвачен немцами в плен.
К слову, подобные случаи в годы Великой Отечественной войны встречались нередко.
Передо мной «Сообщение ГУКР “СМЕРШ” НКО 1-му зам. начальника Генерального штаба РККА А.И. Антонову о пленении немцами старших командиров 52-й гв. стрелковой дивизии».
По сообщению Управления “СМЕРШ” Воронежского фронта, 14 августа с.г. противником взят в плен начальник штаба артиллерии 52-й гвардейской ордена Ленина стр[елковой] дивизии гвардии майор Цензура.
Цензура имел при себе карту с нанесенными на ней огневыми позициями дивизии, данные о наличии боеприпасов и приказ о смене 52-й гвардейской стр[елковой] дивизии.
Расследованием установлено, что 14 августа с.г. заместитель командира 52-й гв. ордена Ленина стр. дивизии гвардии подполковник Журавлев, начальник штаба артиллерии дивизии гвардии майор Цензура и его заместитель по минометным частям гвардии ст. лейтенант Петров выехали на автомашине в район высоты 192.9 для выбора нового наблюдательного пункта.
В пути следования, не доезжая высоты, их автомашина была внезапно окружена и обстреляна немцами.
Как сообщил шофер автомашины Рябоконь, которому удалось выскочить из машины и скрыться, в завязавшейся перестрелке майор Цензура был ранен и взят немцами в плен, а о судьбе Журавлева и Петрова ничего не известно.
На следующий день противник произвел авиацией массированные налеты на боевые порядки и огневые позиции 52-й гвардейской стр. дивизии и вывел из строя большое количество материальной части и артиллерии дивизии.
Кроме того, во время смены дивизий немцы предприняли наступление и, прорвав нашу оборону на участке 163-й стр. дивизии, зашли в тыл частей 51-й и 52-й гв. стр. дивизий, в результате чего дивизии понесли потери в личном составе и материальной части, а отдельные подразделения попали в окружение.
Командованием и отделом “СМЕРШ” 52-й гвардейской стр. дивизии приняты меры розыска Журавлева и Петрова.
Абакумов».
Но вернемся к плененным генералам. «Большинство советских генералов также оказались в плену в это время, - писал генерал Д.А. Волкогонов. - В последующем в ходе войны было лишь несколько случаев пленения советских генералов, которые в силу тактической ошибки, роковой неосторожности оказывались в расположении противника. По каждому из этих случаев Верховный издавал грозные приказы. Вот, например, выдержка из одного такого приказа:
«Командующие войсками фронтов и отдельных армий шестого ноября и командующий артиллерией той же армии генерал-майор Бобков при выезде в штабы корпусов потеряли ориентировку, попали в район расположения противника, при столкновении с которым в машине, управляемой лично Хоменко, заглох мотор, и эти лица были захвачены в плен со всеми находящимися при них документами.
2. При выезде в войска, от штаба корпуса и ниже, не брать с собой никаких оперативных документов, за исключением чистой карты района поездки…
Москвич Иван Алексеевич Шаров практически всю войну провел в лагерях. Он вел в немецком плену дневник, «описывая событие за событием тем, что было под рукой, в драном блокноте». Безусловно, эти записи уникальны.
Попал в плен под Спасодемьянском.
Из-под Спасодемьянска пригнали целый совхоз. Его встречали пьяные немцы с большими кольями и били людей как попало и по чему попало. Всех пропускали через эту колонну…
Ночевал на перекладине как кура…
Всю колонну куда-то гонят. Кушать не дают. Достали на обочине выкопанную картошку, пока доставали - по нам стреляли. Так каждый день они убивают человек 30-40…»
…Юрий Владимирович Владимиров достаточно подробно описал движение колонны военнопленных, в которой он шел:
«С двух сторон колонну охраняли преимущественно молодые и пышущие здоровьем конвоиры, вооруженные автоматами. Шли конвоиры на расстоянии 30-50 метров друг от друга по обочине дороги или по краю поля. При некоторых конвоирах находились на поводке очень злые овчарки.
…Двигались мы главным образом в обход населенных пунктов. Местные жители, женщины, старики и дети, встречали нас на дороге и с жалостью смотрели на нас, а некоторые искали своих родных и знакомых. Но конвоиры не давали жителям приближаться к колонне, отгоняли их прикладами и стрельбой в воздух.
Перед некоторыми населенными пунктами немцы уже установили на столбах большие щиты с названиями этих пунктов, написанными крупными латинскими буквами.
…Примерно через 10 километров пути колонну вдруг остановили, и вышедшие навстречу немецкие военные вместе стали внимательно осматривать лица всех пленных. В результате из колонны вывели более 20 человек, напоминающих по внешности евреев…
Шедшие со мной товарищи хотели узнать, когда же нам дадут что-нибудь поесть. Я решил спросить об этом по-немецки у ближайшего ко мне молодого и очень здорового конвоира. Он не стал меня слушать и ударил кулаком по голове так, что я упал и лишь с большим трудом встал снова на ноги…
Мы шли по проселочной дороге под начавшимся ливнем с грозой. Шли мы не менее часа. Затем конвоиры отвели всех пленных в сторону от дороги и остановили ночевать на поле. Конвоиры расхаживали рядом, надев непромокаемые плащ-палатки. В полночь вдруг раздались звуки выстрелов из автоматов и лай собак. Оказалось, что трое пленных, воспользовавшись ночной темнотой, попытались сбежать. Но конвоиры с собаками настигли ребят и застрелили их. Рано утром конвоиры заставили нескольких пленных положить у дороги тела убитых. А когда всех пленных выстроили снова в длиннейшую колонну, опять приехала легковая машина с немецким офицером и переводчиком. Последний громким голосом несколько раз предупредил пленных, что убежать никому не удастся, а кто попытается это сделать, будет немедленно расстрелян. При этом он показал на тела трех беглецов.
И нас снова погнали, не дав ни помыться, ни поесть…
…К счастью, примерно часам к пяти колонна достигла районного центра Барвенково и остановилась на лугу. Конвоиры заставили пленных выкопать рвы, которые служили людям в качестве отхожих мест. Затем нам объявили, что прибыли полевые кухни. Перед ними сразу же выстроились длиннейшие очереди. Но я, не имевший никакой посуды и, кроме того, полностью потерявший аппетит, не стал становиться ни в одну из очередей. Оказалось, что еда представляла собой горячую похлебку из воды и «макухи» - жмыха, образовавшегося при производстве подсолнечного масла…
Наступило 29 мая - один из самых ужасных дней в моей жизни. В этот день всех пленных разбудили до рассвета и объявили, что нам предстоит пройти до вечера более 60 километров.
Днем солнце палило нещадно, ноги мои начали сильно уставать, и я невольно отстал от того головного ряда. Вот-вот могло случиться так, что я окажусь в хвосте колонны, упаду и конвоиры меня пристрелят. Но скоро колонна стала проходить мимо очередной деревни (наверное, Малиновки), жители которой, как и в предыдущих населенных пунктах, встали плотными рядами на обочине дороги. И этим решил воспользоваться один из молодых и физически сильных пленных. Неожиданно для конвоиров он очень быстро «рванул» в сторону стоявших людей, проскочил через них и скрылся между ближайшими хатами и дворами. Колонну остановили, и несколько конвоиров с собакой устремились за беглецом. Пока конвоиры с собакой не поймали и не расстреляли несчастного беглеца, прошло около получаса, и за это время я сумел немного отдохнуть…»
«Четырнадцатый день плена, - вспоминает Н.И. Обрыньба. - Холм-Жирковский. После десятидневного пребывания за проволокой, где накапливали пленных из числа трехсот пятидесяти тысяч, окруженных немцами под Вязьмой в октябре сорок первого, нас погнали по шоссе на запад. В течение этих десяти дней нам не давали воды, пищи, мы находились под открытым небом. В тот год снег упал в начале октября, стояла холодная, промозглая погода. Здесь мы впервые увидели, как здоровые мужики умирают от голода. Движемся уже четвертый день по Варшавскому шоссе в направлении Смоленска, с передышками в специально устроенных загонах, огороженных колючей проволокой и вышками с пулеметчиками, которые всю ночь освещают нас ракетами. Рядом с нами тянется колонна раненых пленных - на телегах, двуколках и пешком. Хвост колонны, перебрасываясь с бугра на бугор, уходит за горизонт. На местах наших стоянок и на протяжении всего нашего пути остаются лежать тысячи умирающих от голода и холода, еще живых добивают автоматчики, упавшего толкнет конвоир ногой и в не успевшего подняться стреляет из автомата. Я с ужасом наблюдал, как доводили здоровых людей до состояния полного бессилия и смерти. Каждый раз перед этапом выстраивались с двух сторон конвоиры с палками, звучала команда:
Все бегом!
Толпа бежала, и в это время на нас обрушивались удары. Прогон в один-два километра, и раздавалось:
Задыхающиеся, разгоряченные, обливаясь потом, мы останавливались, и нас в таком состоянии держали на холодном, пронизывающем ветру по часу, под дождем и снегом. Эти упражнения повторялись несколько раз, в итоге на этап выходили самые выносливые, многие наши товарищи оставались лежать, звучали одиночные сухие выстрелы, это добивали тех, кто не смог подняться.
Иногда нас сгоняли на обочину дороги, это делалось с целью разминирования дороги: легкие мины взрывались, но для противотанковых нашего веса было недостаточно, и когда по таким образом разминированной дороге пускали немецкий транспорт, он часто взрывался…»
Город Минск. Лето 41-го. Почти полностью разрушенный бомбардировками, теперь он представлял разбитые улицы и редких местных жителей, бродивших среди развалин с мешками и сумками в поисках пропитания.
Колонна советских военнопленных бредет через город в неизвестность. Вдруг все обращают внимание, «как у легковой, видимо штабной, машины две наши девицы, улыбаясь, о чем-то пытались говорить с молоденьким белобрысым немецким солдатом-шофером. Он в ответ тоже улыбался девицам. На нашу грязную и унылую колонну они не обращали никакого внимания - видно, мы были уже не первыми пленными. На этот раз в молчавшей нашей колонне раздались голоса по адресу девиц:
Собака ищет нового хозяина…»
Эти слова принадлежат Анатолию Ивановичу Деревенцу. Он же свидетельствовал: «Когда нас захватили в плен, было не до того, чтобы разглядывать своих победителей. Мысли были совсем о другом, о судьбе, которая нас ждет. Люди брели, опустив головы и не обращая внимания на то, что было вокруг. Однако теперь невольно обратили внимание на то, как были одеты и как выглядели те, кто разгромил нашу армию, которую мы считали непобедимой.
Немецкие солдаты производили впечатление сытых, опрятных, в обмундировании, которое ни в какое сравнение не шло с нашим “х/б” второй или третьей категории. У немцев были аккуратные френчи, на ногах сапоги вместо грязных обмоток, в которых щеголяли мы. Сравнение было не в нашу пользу, и это удручало, - почему так? Ведь нам все время твердили о том, что в немецкой армии нет ничего добротного, что все - сплошные эрзацы, что их танки - железные коробки, об этом писала наша пресса. Но, может быть, сильнее всего подействовало на нас, бредущих по пыльным дорогам при изнуряющей жаре, то, как немецкие солдаты из частей, расположенных у дороги, в жаркий день подходили к машине и каждый из них, предъявив какой-то талончик, мог свободно получить флягу пива.
А немецкие солдатики пивко попивают!
И думалось, что же это за армия? И тихое, яростное озлобление возникало против тех, кто нам лгал, представляя нашего противника жалким и убогим, недостойным серьезного внимания. Наши люди, конечно, давно уже догадывались о том, что не все, о чем нам твердят, правда, но для многих увиденное было ошеломляющим открытием.
Мимо нашей медленно плетущейся колонны пленных проезжала машина с немецкими солдатами. Запыленные, с усталым видом, может быть, прямо после боя, потому что у некоторых были наши автоматы ППШ, они с любопытством разглядывали пленных. Но это было не только любопытство, но и чувство превосходства. Они же были солдатами победоносной армии, завоевавшей всю Европу…»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Из книги Солдаты и конвенции [Как воевать по правилам (litres)] автора Веремеев Юрий ГеоргиевичДолгий русский плен Общепринято считать, что по окончании Второй мировой войны немецкие и японские военнослужащие и военнослужащие других стран, воевавших на стороне Германии, оказавшиеся в советском плену, удерживались Сталиным долгие годы и только после его смерти
Из книги Плен. Жизнь и смерть в немецких лагерях автора Смыслов Олег СергеевичВТОРАЯ УДАРНАЯ И ПЛЕН Илья Григорьевич Эренбург на фронт выехал 5 марта 1942 года по Волоколамскому шоссе. Сидя в машине, он впервые увидел развалины Истры и Ново-Иерусалимского монастыря. Проехав через Волоколамск, он остановился возле Лудиной горы. Там, в избе, где
Из книги Воздушная битва за город на Неве [Защитники Ленинграда против асов люфтваффе, 1941–1944 гг.] автора Дегтев Дмитрий МихайловичИЗ ПЛЕНА В ПЛЕН В конце января 1944 года Власов стал официально именоваться главнокомандующим вооруженными силами «Комитета освобождения народов России», а 16 февраля он принимал парад первой дивизии РОА.Так называемые «добровольцы» торжественно присягали: «Я, как верный
Из книги Легендарный Корнилов [«Не человек, а стихия»] автора Рунов Валентин Александрович«Немцы бросали оружие, сдавались в плен» Ленинградцы не знали, что подписанный Гитлером в декабре 1940 года план «Барбаросса» уже определил их судьбу. Фюрер потребовал обезопасить Балтийское побережье, уничтожить советский флот, захватить Ленинград и соединиться здесь с
Из книги Боевая подготовка спецназа автора Ардашев Алексей НиколаевичПлен В плену Корнилов был первоначально помещен в замок Нейгенбах, близ Вены, а затем перевезен в Венгрию, в замок князя Эстергази в селении Лека. Несмотря на прекрасный уход и лечение, раны заживали медленно. До конца своей жизни генерал прихрамывал, а его левая рука
Из книги Нюрнбергский набат [Репортаж из прошлого, обращение к будущему] автора Звягинцев Александр Григорьевич Из книги Боевая подготовка ВДВ [Универсальный солдат] автора Ардашев Алексей НиколаевичПлен - путь в небытие * * *История человечества - это вечное противоборство добра и зла. При многих благих попытках создать гарантии мира люди до сих пор не научились жить без войн, а воюя, - избегать варварских, бесчеловечных форм борьбы и насилия. Нацистская Германия
Из книги Забытые герои войны автора Смыслов Олег СергеевичЗахват в плен Опыт Великой Отечественной войны, вооруженных конфликтов в Афганистане и в Чечне показал, что существует большое количество способов захвата в плен. Однако все они имеют некоторые сходные аспекты. Во-первых, захват пленного должны производить несколько
Из книги Шелковый путь. Записки военного разведчика автора Карцев Александр ИвановичПЛЕН И ПОСЛЕ ПЛЕНА Майор Гаврилов очнулся в немецком госпитале. Рядом с ним лежали раненые советские военнопленные. Лечили их свои же пленные врачи. Именно от них Петр Михайлович и узнал дату своего пленения - 23 июля 1941 года…Когда Гаврилова привезли в госпиталь, то врач
Из книги Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях автора Потто Василий АлександровичПлен Многие считают, что они держат богов за… Некоторые части тела, скажем так. Боги – большие шутники. Иногда они позволяют людям так думать. Но потом, когда им это надоедает, они ставят людей на место. Через боль, унижения, страх и одиночество.Другое дело, когда ты родился
Из книги Отпуск на войну автора Байкалов Альберт ЮрьевичIII. ПЛЕН ШВЕЦОВА Едва вступил Ермолов на кавказскую почву, как ему представился случай рельефно выказать свой взгляд на то, каковые должны быть отношения русских начальников к горским народам. Проезжая через Георгиевск в Тифлис, он остановил свое внимание между прочим на
Из книги Солдатский долг [Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы. 1939–1945] автора фон Хольтиц ДитрихГлава 44 В плен мне никак нельзя – Так, может, ты нас обманул? – допытывался Грек. – Смотри.– Чего мне вас обманывать? – устало вздохнул Балун. – Мало синяков?– Плохо выполнял свои обязанности, вот и били, – предположил Тайшет. Он вернулся с «секрета» и готовился
Из книги Воспоминания (1915–1917). Том 3 автора Джунковский Владимир ФёдоровичГлава 9. Плен и возвращение на родину Некоторые предварительные замечания о военнопленных Когда 31 марта 1814 года (19 марта по старому стилю. – Ред.) войска союзников вошли в Париж, русский царь Александр I собрал маршалов побежденной французской армии и произнес перед ними
Из книги Базовая подготовка спецназа [Экстремальное выживание] автора Ардашев Алексей Николаевич Из книги Территория войны. Кругосветный репортаж из горячих точек автора Бабаян Роман ГеоргиевичЗахват в плен Опыт Великой Отечественной войны, вооруженных конфликтов в Афганистане и в Чечне показал, что существует большое количество способов захвата в плен. Однако все они имеют некоторые сходные аспекты. Во-первых, захват пленного должны производить несколько
Из книги автораВозвращение в плен В нашем фильме очень мало кадров, посвящённых первому возвращению Алексея домой. Всего одна сцена домашнего видео, где он показывает родственникам фотографии своей встречи с матерью в Мазари-Шарифе и рассказывает, как они оба были потрясены. Да и на
Предупреждение: фотоматериалы приложенные к статье +18. НО Я НАСТОЯТЕЛЬНО ПРОШУ ПОСМОТРЕТЬ ЭТИ ФОТОСтатья была написана в 2011 году для сайта The Russian Battlfield. Все о Великой Отечественной войне
остальные 6 частей статьи http://www.battlefield.ru/article.html
Во времена Советского Союза тема советских военнопленных была под негласным запретом. Максимум, признавалось, что некоторое количество советских солдат попало в плен. Но конкретных цифр практически не было, давались лишь какие-то самые туманные и маловразумительные общие цифры. И лишь спустя почти полвека после окончания Великой Отечественной войны у нас заговорили о масштабах трагедии советских военнопленных. Было трудно объяснить, каким образом победоносная Красная Армия под руководством КПСС и гениального вождя всех времени в течение 1941-1945 годов умудрилась потерять только пленными около 5 миллионов военнослужащих. И ведь две трети этих людей погибло в немецком плену, в СССР вернулось всего чуть более 1,8 миллионов бывших военнопленных. При сталинском режиме эти люди были "парии" Великой войны. Их не клеймили позором, но в любой анкете содержался вопрос о том, был ли анкетируемый в плену. Плен - это запятнанная репутация, в СССР трусу было проще устроить свою жизнь, чем бывшему воину, честно отдавшему долг своей стране. Некоторые (хотя и не многие) возвратившиеся из немецкого плена повторно отсидели в лагерях "родного" ГУЛАГа только потому, что не смогли доказать свою невиновность. При Хрущеве им стало немного легче, но гадкое словосочетание "был в плену" во всевозможных анкетах испортило не одну тысячу судеб. Наконец, во времена брежневской эпохи о пленных просто стыдливо умалчивали. Факт нахождения в немецком плену в биографии советского гражданина становился для него несмываемым позором, влекшим подозрения в предательстве и шпионаже. Этим и объясняется скудость русскоязычных источников по проблеме советских военнопленных.
Советские военнопленные проходят санитарную обработку
Колонна советских военнопленных. Осень 1941 года.
Гиммлер осматривает лагерь для советских военнопленных под Минском. 1941 год.
На Западе же любая попытка рассказать о военных преступлениях Германии на Восточном фронте расценивался как пропагандистский прием. Проигранная война против СССР плавно перетекла в свою "холодную" стадию против восточной "империи зла". И если руководство ФРГ официально признало геноцид еврейского народа, и даже "покаялось" за него, то ничего подобного не произошло по поводу массового уничтожения советских военнопленных и мирного населения на оккупированных территориях. Даже в современной Германии существует устойчивая тенденция свалить все на голову "бесноватого" Гитлера, нацисткой верхушки и аппарата СС, а также всячески обелить "славный и героический" вермахт, "простых солдат, честно выполнявших свой долг" (интересно, какой?). В мемуарах немецких солдат сплошь и рядом, как только вопрос заходит о преступлениях, то автор немедленно заявляет, что обычные солдаты были все классные парни, а все мерзости творили "звери" из СС и зондеркоманд. Хотя практически поголовно все бывшие советские солдаты говорят, что гнусное отношение к ним начиналось с первых же секунд плена, когда они находились еще не в руках "нацистов" из СС, а в благородных и дружеских объятиях "прекрасных парней" из обычных строевых частей, "не имевших к СС никакого отношения".
Раздача пищи в одном из пересыльных лагерей.
Колонна советских пленных. Лето 1941 года район Харькова.
Военнопленные на работах. Зима 1941/42 гг.
Только с середины 70-х годов ХХ-го века отношение к ведению военных действий на территории СССР стало медленно меняться, в частности немецкие исследователи занялись изучением судьбы советских военнопленных в рейхе. Здесь большую роль сыграла работа профессора Гейдельбергского университета Кристиана Штрайта "Они нам не товарищи. Вермахт и советские военнопленные в 1941-1945 гг." , опровергшая многие западнические мифы в отношении ведения боевых действий на Востоке. Штрайт работал над своей книгой 16 лет, и она является на данный момент самым полным исследованием о судьбе советских военнопленных в нацистской Германии.
Идеологические установки по обращению с советскими военнопленными исходили с самого верха нацистского руководства. Еще задолго до начала кампании на Востоке Гитлер на совещании 30 марта 1941 года заявил:
"Мы должны отказаться от понятия солдатского товарищества. Коммунист никогда не был и не будет товарищем. Речь идет о борьбе на уничтожение. Если мы не будем так смотреть, то, хотя мы и разобьём врага, через 30 лет снова возникнет коммунистическая опасность..." (Гальдер Ф. "Военный дневник". Т.2. М., 1969. С.430).
"Политические комиссары являются основой большевизма в Красной Армии, носителями идеологии, враждебной национал-социализму, и не могут быть признаны солдатами. Поэтому, после пленения, их надо расстреливать".
Про отношение к мирному населению Гитлер заявлял:
"Мы обязаны истребить население - это входит в нашу миссию охраны германской нации. Я имею право уничтожить миллионы людей низшей расы, которые размножаются, как черви".
Советские военнопленные из Вяземского котла. Осень 1941 года
На санобработку перед отправкой в Германию.
Военнопленные перед мостом через реку Сан. 23 июня 1941 года. Согласно статистике до весны 1942 года из этих людей не доживет НИКТО
Идеология национал-социализма вкупе с расовыми теориями привели к бесчеловечному отношению к советским военнопленным. Например, из 1 547 000 французских военнопленных в немецком плену умерло всего около 40 000 человек (2,6%) , смертность советских военнопленных по самым щадящим оценкам составила 55% . Для осени 1941 года "нормальная" смертность пленных советских военнослужащих составляла 0,3% в день, то есть около 10% в месяц! В октябре-ноябре 1941 года смертность наших соотечественников в немецком плену достигла 2% в день, а в отдельных лагерях до 4,3% в день. Смертность попавших в плен советских военнослужащих в этот же период в лагерях генерал-губернаторства (Польша) составляла 4000-4600 человек за сутки. К 15 апреля 1942 года из 361 612 пленных, переброшенных в Польшу осенью 1941 года, осталось в живых всего 44 235 человек. 7559 пленных сбежало, 292 560 умерло, а еще 17 256 были "переданы в СД" (т.е. расстреляны). Таким образом, смертность советских военнопленных всего за 6-7 месяцев достигла 85,7%!
Добитые советские пленные из маршевой колонны на улицах Киева. 1941 год.
К сожалению, размер статьи не позволяет сколько-нибудь достаточного объема освящения этого вопроса. Моя цель - ознакомить читателя с цифрами. Поверьте: ОНИ УЖАСАЮТ! Но мы должны знать об этом, мы должны помнить: миллионы наших соотечественников были умышленно и безжалостно уничтожены. Добитые раненные на поле боя, расстрелянные на этапах, заморенные голодом, умершие от болезней и непосильного труда они целенаправлено были уничтожены отцами и дедами тех, кто сегодня живет в Германии. Вопрос: чему могут научить своих детей такие "родители"?
Советские военнопленные расстрелянные немцами при отступлении.
Неизвестный советский военнопленный 1941 год.
Немецкие документы об отношении к советским военнопленным
Начнем с предыстории прямо не касающейся Великой Отечественной войны: за 40 месяцев Первой Мировой войны русская императорская армия потеряла пленными и пропавшими без вести 3 638 271 человек. Из них в германском плену содержалось 1 434 477 человек. Смертность среди русских пленных составила 5,4%, и ненамного превышала естественную смертность в России в то время. Причем смертность среди пленных других армий в германском плену составляла 3,5%, что также был невысокий показатель. В те же годы в России находилось 1 961 333 военнопленных противника, смертность среди них составляла 4,6%, что практически соответствовало естественной смертности на территории России.
Все изменилось через 23 года. Например, правила обращения с советскими военнопленными предписывали:
"...большевистский солдат потерял всякое право претендовать на обращение с ним, как с честным солдатом в соответствии с Женевским соглашением. Поэтому вполне соответствует точке зрения и достоинству германских вооруженных сил, чтобы каждый немецкий солдат проводил бы резкую грань между собою и советскими военнопленными. Обращение должно быть холодным, хотя и корректным. Самым строгим образом следует избегать всякого сочувствия, а тем более поддержки. Чувство гордости и превосходства немецкого солдата, назначенного для окарауливания советских военнопленных, должно во всякое время быть заметным для окружающих".
Советских военнопленных практически не кормили. Вглядитесь в эту сценку.
Вскрытое следователями Чрезвычайной Государственной Комиссии СССР массовое захоронение советских военнопленных
Погонщик
В западной историографии до середины 70-х годов ХХ-го века была вполне распространена версия о том, что "преступные" приказы Гитлера были навязаны оппозиционно настроенному командованию вермахта и почти не исполнялись "на местах". Эта "сказка" родилась во время Нюрнбергского процесса (действия защиты). Однако анализ ситуации показывает, что например, Приказ о комиссарах исполнялся в войсках весьма последовательно. Под "отбор" айнзацкоманд СС попадали не только все военнослужащие еврейской национальности и политработники РККА, но и вообще все кто мог оказаться "потенциальным противником". Военная верхушка вермахта практически единогласно поддержала фюрера. Гитлер в своей беспрецедентно откровенной речи 30 марта 1941 года "давил" не на расовые причины "войны на уничтожение", а именно на борьбу с чуждой идеологией, что было близко по духу военной элите вермахта. Пометки Гальдера в его дневнике однозначно указывают на общую поддержку требований Гитлера, в частности Гальдер записал, что "война на Востоке существенно отличается от войны на Западе. На Востоке жестокость оправдывается интересами будущего!". Сразу после программной речи Гитлера штабы ОКХ (нем. OKH - Oberkommando des Heeres верховное командование сухопутных сил) и ОКВ (нем. OKW - Oberkommando der Wermacht, верховное командование вооруженных сил) приступили к оформлению программы фюрера в конкретные документы. Наиболее одиозные и известные из них: "Директива об установлении оккупационного режима на подлежащей захвату территории Советского Союза" - 13.03.1941 г., "О военной подсудности в районе "Барбаросса" и об особых полномочиях войск" -13.05.1941 г., директивы "О поведении войск в России" - 19.05.1941 г. и "Об обращении с политическими комиссарами" , чаще именуемом "приказ о комиссарах" - 6.6.1941 г., распоряжение верховного командования вермахта об обращении с советскими военнопленными - 8.09.1941. Изданы эти приказы и директивы в разное время, но черновики их были готовы практически в первой неделе апреля 1941 года (кроме первого и последнего документа).
Несломленный
Практически во всех пересыльных лагерях наши военнопленные содержались под открытым небо в условиях чудовищной скученности
Немецкие солдаты добивают советского раненного
Нельзя сказать, чтобы оппозиции мнению Гитлера и верховного командования германских вооруженных сил о ведении войны на Востоке совсем не существовало. Например, 8 апреля 1941 года, Ульрих фон Хассель вместе с начальником штаба адмирала Канариса полковником Остером был у генерал-полковника Людвига фон Бека (являвшегося последовательным противником Гитлера). Хассель записал: "Волосы встают дыбом от того, что документально изложено в приказах (!), подписанных Гальдером и отданных войскам, по поводу действий в России и от систематического применения военной юстиции по отношению к гражданскому населению в этой издевающейся над законом карикатуре. Подчиняясь приказам Гитлера, Браухич жертвует честью немецкой армии". Вот так, не больше и не меньше. Но оппозиция решениям национал-социалистского руководства и командования вермахта была пассивной и до самого последнего момента весьма вялой.
Я обязательно назову учреждения и лично "героев" по чьим приказам был развязан геноцид против мирного населения СССР и под чьим "чутким" присмотром было уничтожено более 3-х миллионов советских военнопленных. Это вождь немецкого народа А. Гитлер , рейхсфюрер СС Гиммлер , обергруппенфюрер СС Гейдрих , начальник ОКВ генерал-фельдмаршал Кейтель , главком сухопутных сил генерал-фельдмаршал ф. Браухич , начальник Генерального штаба сухопутных сил генерал-полковник Гальдер , штаб оперативного руководства вермахта и его начальник генерал артиллерии Йодль , начальник правового отдела вермахта Леман , отдел "L" ОКВ и лично его начальник генерал-майор Варлимонт , группа 4/Qu (начальник под-к ф. Типпельскирх ), генерал для особых поручений при главкоме сухопутных сил генерал-лейтенант Мюллер , начальник правового отдела сухопутных сил Латман , генерал-квартирмейстер генерал-майор Вагнер , начальник военно-административного отдела сухопутных сил ф. Альтенштадт . А также под эту категорию попадают ВСЕ командующие группами армий, армиями, танковыми группами, корпусами и даже отдельными дивизиями немецких вооруженных сил (в частности показателен знаменитый приказ командующего 6-й полевой армии ф.Рейхенау, практически без изменений продублированный по всем соединениям вермахта).
Причины массового пленения советских военнослужащих
Неготовность СССР к современной высокоманевренной войне (по разным причинам), трагическое начало военных действий привело к тому, что к середине июля 1941 года из 170 советских дивизий находившихся к началу войны в приграничных военных округах 28 оказались в окружении и не вышли из него, 70 соединений класса дивизии были фактически разгромлены и стали небоеспособны. Огромные массы советских войск часто беспорядочно откатывались назад, а германские моторизованные соединения, двигаясь со скоростью до 50 км в сутки, отрезали им пути отхода, не успевшие отойти советские соединения, части и подразделения попадали в окружение. Образовывались большие и малые "котлы", в которых большая часть военнослужащих попадала в плен.
Другой причиной массового пленения советских бойцов, особенно в начальный период войны, было их морально-психологическое состояние. Существование как пораженческих настроений среди части военнослужащих Красной Армии, так и общих антисоветских настроений в определенных слоях советского общества (например, среди интеллигенции) в настоящее время уже не является секретом.
Необходимо признать, что бытовавшие в Красной Армии пораженческие настроения стали причиной перехода некоторого количества красноармейцев и командиров на сторону врага с первых же дней войны. Редко, но случалось, что линию фронта организованно переходили целые воинские части со своим оружием и во главе со своими командирами. Первый точно датированный подобный случай имел место 22 июля 1941 г., когда на сторону противника перешло два батальона 436-го стрелкового полка 155-й стрелковой дивизии, под командованием майора Кононова. Нельзя отрицать, что это явление сохранилось даже на завершающем этапе Великой Отечественной войны. Так, в январе 1945 г. немцы зафиксировали 988 советских перебежчиков, в феврале - 422, в марте - 565. На что надеялись эти люди понять сложно, скорее всего просто частные обстоятельства, вынуждавшие искать спасения собственной жизни ценой предательства.
Как бы там ни было, а в 1941 г. пленные составили 52,64% от общего количества потерь Северо-Западного фронта, 61,52% потерь Западного, 64,49% потерь Юго-Западного и 60,30% потерь Южного фронтов.
Общее количество советских военнопленных.
В 1941 году по немецким данным в крупных "котлах" было захвачено около 2 561 000 советских военнослужащих. В сводках германского командования сообщалось, что в котлах под Белостоком, Гродно и Минском было взято в плен 300 000 человек, под Уманью - 103 000, под Витебском, Могилевом, Оршей и Гомелем - 450 000, под Смоленском - 180 000 , в районе Киева - 665 000, под Черниговым - 100 000, в районе Мариуполя - 100 000, под Брянском и Вязьмой 663 000 человек. В 1942 году еще в двух крупных "котлах" под Керчью (май 1942-го) - 150 000, под Харьковом (тогда же) - 240 000 человек. Здесь сразу надо оговориться, что немецкие данные представляются завышенными ибо заявленное количество пленных зачастую превышает численность армий и фронтов принимавших участие в той или иной операции. Наиболее яркий пример этого - киевский котел. Немцы заявили о взятии в плен восточнее столицы Украины 665 000 человек, хотя полная списочная численность Юго-Западного фронта к моменту начала Киевской оборонительной операции не превышала 627 000 человек. Причем около 150 000 красноармейцев осталось вне кольца окружения, а еще около 30 000 сумели выйти из "котла".
К. Штрайт, наиболее авторитетный специалист по советским военнопленным во Второй Мировой войне, утверждает, что в 1941 г. вермахт захватил в плен 2 465 000 бойцов и командиров Красной Армии, в том числе: группа армий "Север" - 84 000, группа армий "Центр" - 1 413 000 и группа армий "Юг" - 968 000 человек. И это лишь в крупных "котлах". Всего же, по оценке Штрайта в 1941 году германскими вооруженными силами было захвачено в плен 3,4 млн. советских военнослужащих. Это составляет примерно 65% от общего количества советских военнопленных захваченных в период с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года.
В любом случае количество советских военнопленных захваченных вооруженными силами рейха до начала 1942 года не поддается точному исчислению. Дело в том, что в 1941 году предоставление донесений в вышестоящие штабы вермахта о числе взятых в плен советских военнослужащих не являлось обязательным. Распоряжение по этому вопросу было отдано главным командованием сухопутных сил только в январе 1942 года. Но не вызывает сомнений, что количество захваченных в плен в 1941году красноармейцев превышало 2,5 млн. человек.
Также до сих пор нет точных данных об общем количестве советских военнопленных, захваченных германскими вооруженными силами с июня 1941 года по апрель 1945 года. А. Даллин, оперируя немецкими данными, приводит цифру в 5,7 млн. человек, коллектив авторов под руководством генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева в редакции своей монографии от 2010 года сообщает о 5, 059 млн. человек (из них около 500 тыс. военнообязанных призванных по мобилизации, но захваченных противником на пути в воинские части), К. Штрайт оценивает количество пленных от 5,2 до 5,7 млн.
Здесь надо учитывать, что к военнопленным немцы могли относить такие категории советских граждан как: попавшие в плен партизаны, подпольщики, личный состав незавершенных формирований народного ополчения, местной противовоздушной обороны, истребительных батальонов и милиции, а также железнодорожников и военизированных формирований гражданских ведомств. Плюс сюда же попало и некоторое количество гражданских лиц угнанных на принудительные работы в рейх или оккупированные страны, а также взятых в заложники. То есть немцы пытались "изолировать" как можно больше мужского населения СССР призывного возраста, особо это и не скрывая. Например, в минском лагере для военнопленных содержалось около 100 000 собственно пленных военнослужащих РККА и около 40 000 гражданских лиц, а это практически всё мужское население г. Минск. Подобной практики придерживались немцы и в дальнейшем. Вот выдержка из приказа командования 2-й танковой армии от 11 мая 1943 года:
"При занятии отдельных населённых пунктов нужно немедленно и внезапно захватывать имеющихся мужчин в возрасте от 15 до 65 лет, если они могут быть причислены к способным носить оружие, под охраной отправлять их по железной дороге в пересыльный лагерь 142 в Брянске. Захваченным, способным носить оружие, объявить, что они впредь будут считаться военнопленными, и что при малейшей попытке к бегству будут расстреливаться".
Учитывая это, число советских военнопленных захваченных немцами в 1941-1945 гг. колеблется от 5,05 до 5,2 млн. человек, включая около 0,5 млн. человек формально не являвшихся военнослужащими.
Пленные из вяземского котла.
Казнь пытавшихся сбежать советских военнопленных
ПОБЕГ
Необходимо упомянуть и тот факт, что некоторое количество советских военнопленных было немцами отпущено из плена. Так, к июлю 1941 года в сборных пунктах и пересыльных лагерях в зоне ответственности ОКХ, скопилось большое количество военнопленных, на содержание которых вообще не было никаких средств. В связи с этим немецкое командование пошло на беспрецедентный шаг - приказом генерал-квартирмейстера от 25.07.41 №11/4590 были освобождены советские военнопленные ряда национальностей (этнические немцы, прибалты, украинцы, а затем и белорусы). Однако распоряжением OKВ от 13.11.41 №3900 эта практика была прекращена. Всего за этот период было освобождено 318 770 человек, из них в зоне ОКХ - 292 702 человека, в зоне OKВ - 26 068 человек. В их числе 277 761 украинцев. В последующем освобождались лишь лица, которые вступали в добровольческие охранные и иные формирования, а также в полицию. С января 1942 года по 1 мая 1944 года немцами было освобождено 823 230 советских военнопленных, из них в зоне ОКХ - 535 523 человека, в зоне OKВ - 287 707 человек. Хочу подчеркнуть, мы не имеем морального права осуждать этих людей, ибо в подавляющем количестве случаев это была для советского военнопленного единственная возможность выжить.
Другое дело, что большая часть советских военнопленных, сознательно отказалась от какого-либо сотрудничества с врагом, что в тех условиях фактически было равносильно самоубийству.
Добивание обессилевшего пленного
Советские раненные - первые минуты плена. Скорее всего их добьют.
30 сентября 1941 года было дано распоряжение комендантам лагерей на востоке завести картотеки на военнопленных. Но это надо было сделать после окончания кампании на Восточном фронте. Особо подчеркивалось, что центральному справочному отделу должны сообщаться только сведения на тех пленных, которые "после селекции", произведенной айнзацкомандами (зондеркомандами), "окончательно остаются в лагерях или на соответствующих работах". Из этого прямо следует, что в документах центрального справочного отдела отсутствуют данные об ранее уничтоженных военнопленных при передислокации и фильтрации. Видимо, поэтому почти полностью отсутствуют комплектные документы о советских военнопленных по рейхскомиссариатам "Остланд" (Прибалтика) и "Украина", где осенью 1941 года содержалось значительное количество пленных.
Массовый расстрел советских военнопленных район Харькова. 1942 год
Крым 1942 год. Ров с телами расстреляных немцами пленных.
Парная фотография к этой. Советские военнопленные роют себе могилу.
Отчетность отдела по делам военнопленных OKВ, предоставляемая Международному комитету Красного Креста, охватывала только систему лагерей подчиненных OKВ. Сведения в комитет о советских военнопленных стали поступать лишь с февраля 1942 года, когда было принято решение об использовании их труда в немецкой военной промышленности.
Система лагерей для содержания советских военнопленных.
Всеми делами, связанными с содержанием иностранных военнопленных в рейхе, занимался отдел военнопленных вермахта в составе общего управления вооруженных сил, руководимого генералом Германом Рейнеке. Отдел возглавляли: полковник Брейер (1939-1941 гг.), генерал Гревениц (1942-1944 гг.), генерал Вестхофф (1944 г.), и обергруппенфюрер СС Бергер (1944-1945 гг.). В каждом военном округе (а позднее и на оккупированных территориях), переданном под гражданское управление, имелся "командующий военнопленными" (комендант по делам военнопленных соответствующего округа).
Немцы создали весьма широкую сеть лагерей для содержания военнопленных и "остарбайтеров" (насильно угнанных в рабство граждан СССР). Лагеря для военнопленных делились на пять категорий:
1. Сборные пункты (лагеря),
2. Пересыльные лагеря (Дулаг, Dulag),
3. Постоянные лагеря (Шталаг, Stalag) и их разновидность для командного состава Красной Армии (Офлаг),
4. Основные рабочие лагеря,
5. Малые рабочие лагеря.
Лагерь под Петрозаводском
В таких условиях перевозили наших пленных зимой 1941/42 годов. Смертность на этапах пересылки достигала 50%
ГОЛОД
Сборные пункты находились в непосредственной близости к линии фронта, здесь шло окончательное разоружение пленных, и составлялись первичные учетные документы. Пересыльные лагеря находились вблизи крупных железнодорожных узлов. После "сортировки" (именно в кавычках) пленных как правило отправляли в лагеря имеющие постоянное место расположения. Шталаги различались по номерам, и одновременно в них содержалось большое количество военнопленных. Например, в "Шталаг -126" (Смоленск) в апреле 1942 содержалось 20 000 человек, в "Шталаг - 350" (окрестности Риги) в конце 1941 года - 40 000 человек. Каждый "шталаг" был базой для сети основных рабочих лагерей, ему подчиненных. Основные рабочие лагеря имели наименование соответствующего шталага с добавлением буквы, в них содержалось по несколько тысяч человек. Малые рабочие лагеря подчинялись основным рабочим лагерям или непосредственно шталагам. Они именовались чаще всего по названию населенного пункта, в котором были расположены, и по названию основного рабочего лагеря, в них находилось от нескольких десятков до нескольких сотен военнопленных.
В общей сложности, в эту по-немецки стройную систему входило около 22 000 крупных и мелких лагерей. В них содержалось одновременно более 2 млн. советских военнопленных. Лагеря находились как на территории рейха, так и на территории оккупированных стран.
В прифронтовой полосе и в армейском тылу пленными заведовали соответствующие службы ОКХ. На территории ОКХ обычно размещались лишь пересыльные лагеря, а шталаги находились уже в ведомстве ОКВ - то есть в границах военных округов на территории рейха, генерал-губернаторства и рейхскомиссариатов. По мере продвижения немецкой армии дулаги превращались в постоянные лагеря (офлаги и шталаги).
В ОКХ пленными занималась служба генерал-квартирмейстера армии. Ей подчинялись несколько местных комендатур, в каждой из которой находилось несколько дулагов. Лагеря в системе ОКВ подчинялись управлению военнопленных соответствующего военного округа.
Замученный финнами советский военнопленный
Этому старшему лейтенанту перед смертью вырезали звезду на лбу
Источники:
Фонды Федерального архива ФРГ- Военного архива. Фрайбург. (Bundesarchivs/Militararchiv (BA/MA)
ОКВ:
Документы отдела пропаганды вермахта RW 4/v. 253;257;298.
Особо важные дела по плану "Барбаросса" отдела "L IV" штаба оперативного руководства вермахта RW 4/v. 575; 577; 578.
Документы ГА "Север" (OKW/Nord) OKW/32.
Документы справочного бюро вермахта RW 6/v. 220;222.
Документы отдела по делам военнопленных (OKW/AWA/Kgf.) RW 5/v. 242, RW 6/v. 12; 270,271,272,273,274; 276,277,278,279;450,451,452,453. Документы управления военной экономики и вооружения (OKW/WiRuArnt) Wi/IF 5/530;5.624;5.1189;5.1213;5.1767;2717;5.3 064; 5.3190;5.3434;5.3560;5.3561;5.3562.
ОКХ:
Документы начальника вооружения сухопутных сил и командующего армией резерва (OKH/ChHRu u. BdE) H1/441. Документы отдела иностранных армий "Восток" генерального штаба сухопутных сил (OKH/GenStdH/Abt. Fremde Heere Ost) Р3/304;512;728;729.
Документы начальника архива сухопутных сил Н/40/54.
А. Даллин "Германское правление в России 1941-1945 гг. Анализ оккупационной политики". М. Из-во Академии наук СССР 1957 г.
"СС в действии". Документы о преступлениях. М. ИИЛ 1960 г.
Ш. Датнер "Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных во II Мировой войне" М. ИИЛ 1963 г.
"Преступные цели - преступные средства". Документы об оккупационной политике фашисткой Германии на территории СССР. М. "Политиздат" 1968 г.
"Совершенно секретно. Только для командования". Документы и материалы. М. "Наука" 1967 г.
Н. Алексеев "Ответственность нацистских преступников" М. "Международные отношения" 1968 г.
Н. Мюллер "Вермахт и оккупация, 1941-1944. О роли вермахта и его руководящих органов в осуществлении оккупационного режима на советской территории" М. Воениздат 1974 г.
К. Штрайт "Солдатами их не считать. Вермахт и советские военнопленные 1941-1945 гг.". М. "Прогресс" 1979 г.
В. Галицкий. "Проблема военнопленных и отношение к ней советского государства". "Государство и право" №4, 1990 г.
М. Семиряга "Тюремная империя нацизма и ее крах" М. "Юр. Литература" 1991 г.
В. Гуркин "О людских потерях на советско-германском фронте в 1941-1945 гг." НиНИ №3 1992
"Нюрнбергский процесс. Преступления против человечности". Сборник материалов в 8-ми томах. М. "Юридическая литература" 1991-1997 гг.
М. Ерин "Советские военнопленные в Германии в годы Второй Мировой войны" "Вопросы истории" №11-12, 1995
К. Штрайт "Советские военнопленные в Германии/Россия и Германия в годы войны и мира (1941-1995)". М. "Гея" 1995 г.
П. Полян "Жертвы двух диктатур. Жизнь, труд, унижения и смерть советских военнопленных и остарбайтеров на чужбине и на родине". М. "РОССПЭН" 2002 г.
М. Ерин "Советские военнопленные в нацистской Германии 1941-1945гг. Проблемы исследования". Ярославль. ЯрГУ 2005г.
"Истребительная война на востоке. Преступления вермахта в СССР. 1941-1944. Доклады" под редакцией Г. Горцика и К. Штанга. М. "Аиро-ХХ" 2005 г.
В. Ветте "Образ врага: Расисткие элементы в немецкой пропаганде против Советского Союза". М. "Яуза", ЭКСМО 2005г.
К. Штрайт "Они нам не товарищи. Вермахт и советские военнопленные в 1941-1945гг". М. "Русская панорама" 2009 г.
"Великая Отечественная война без грифа секретности. Книга потерь". Коллектив авторов под руководством Г.Ф. Кривошеева М. Вече 2010 г.
Генерал-лейтенант Лукин Михаил Федорович, был пленён 14 октября 1941 года. Всю войну провёл в плену. После освобождения был восстановлен в рядах РККА. За проявленное мужество и героизм, во время нахождения в немецком плену, был награжден орденами Ленина и Красного Знамени.
Генерал-лейтенант Музыченко Иван Николаевич, был пленён 6 августа 1941 года. Всю войну провёл в плену. После освобождения был восстановлен в рядах РККА. За проявленное мужество и героизм, во время нахождения в немецком плену, был награжден орденами Ленина и Красного Знамени.
Всего таких генералов, освобождённых из плена, восстановленных в рядах РККА и представленных к наградам, было 26 человек. «Власовцев» и прочих предателей отправляли не в «тюрьму», а судили и, в большинстве случаев, казнили.
По каждому военнослужащему, освобождённому из плена проводилась проверка. Для рядовых, такая проверка длилась не больше месяца, для младших офицеров до двух месяцев, для старшего командного состава до трёх месяцев. Выяснялись обстоятельства пленения и поведение в плену. По итогам такой проверки военнослужащий или восстанавливался в Армии или отправлялся … в «тюрьму».
«В один из февральских дней неожиданно раздался телефонный звонок начальника службы «Смерш» нашей 46-й танковой бригады гвардии капитана Ивана Решняка, бывшего, как и я, ветераном части, воевавшим на Западе и Дальнем Востоке.
– Дмитрий, зайди, пожалуйста, ко мне!
Иду и думаю: «Зачем я ему понадобился? Может, что-то связано с рапортом на учебу?..»
Встретил меня с улыбкой, крепко пожал руку и сразу перешел к делу:
– Ты, Дмитрий, помнишь, у тебя в сорок третьем году в роте был командиром танкового взвода старший лейтенант Сергей Орлов?
Его вопрос меня очень удивил.
– А откуда тебе, Иван, об этом известно? И почему ты интересуешься этой личностью?
– А он совсем недавно объявился. Живет на Украине. Вот послушай, какая информация по нашим каналам пришла в бригаду. Просят тебя подтвердить рассказ Орлова…
В конце сорок шестого года старший лейтенант Орлов пришел в местный военкомат, предъявил удостоверение личности военного образца, которое ему удалось сохранить в немецких лагерях, и поведал следующее:
«Во время боев под городом Рославль Смоленской области в сентябре сорок третьего я был командиром танкового взвода первой роты, командовал которой Дмитрий Лоза – командир первого батальона 233-й танковой бригады механизированного корпуса. Мой английский танк «Матильда» был подбит. Экипаж погиб, а я сам, тяжело раненный, попал в плен.
Я находился в нескольких фашистских концлагерях. В марте сорок четвертого года я с группой, состоящей из семи военнопленных, совершил побег. Нас преследовали. Четыре человека погибли, но троим удалось уйти. Оставшихся в живых я провел через линию фронта и остался жить на Украине, а два моих солагерника уехали домой. Адреса имеются.
В связи с тем, что у меня после тяжелого ранения нога не сгибается, в армию меня больше не призывали».
На вопрос: «Почему он – офицер – почти два года молчал, не являлся в военкомат, чтобы рассказать все это?» – старший лейтенант ответил: «Я плохо себя чувствовал, не думал, что долго проживу. Очень беспокоила рана. Больше скрывать свое прошлое нет сил. Пришел рассказать всю правду о себе. Вам решать мою дальнейшую судьбу!..»
Я слушал исповедь Орлова, а на душе кипело. Говоря о своих «бедах», бывший мой сослуживец надеялся, что после многолетней кровавой войны не осталось в живых ни одного свидетеля – офицера или сержанта – танкистов «первой огневой линии». Разве могли они уцелеть в такой сече на танках «Матильда»? И эта уверенность его крепко подвела. Остались свидетели. Мы знали всю правду тех боев под Рославлём. И как вел себя в них бывший командир взвода…
– Что ты скажешь, Дмитрий, на услышанное?
– Вот мудак! Вот сволочь – какую побасенку придумал! – еле выдавил я из себя.
– Что так? Чем он тебя обидел?
– В этой басне одно верно: место и время боев, номер части и подразделения, в которой он тогда воевал. Да и мое звание, фамилию и имя, сука, не забыл. Все остальное – сплошное вранье…» … Ну дальше контрразведчики стали копать и нарыли много интересного)))
После Великой Отечественной войны началось массовое освобождение советских военнопленных и гражданских лиц, угнанных на принудительные работы в Германию и другие страны. Согласно директиве Ставки № 11 086 от 11 мая 1945 года для приёма репатриируемых советских граждан, освобождаемых войсками союзников, Наркоматом обороны было организовано 100 лагерей. Кроме того действовали 46 сборных пунктов для приёма советских граждан, освобождённых Красной Армией.
22 мая 1945 года ГКО принял постановление, в котором по инициативе Л. П. Берии устанавливался 10 дневный срок регистрации и проверки репатриантов, после чего гражданские лица подлежали отправке к месту постоянного жительства, а военные – в запасные части. Однако в связи с массовым наплывом репатриантов 10 дневный срок оказался нереальным и был увеличен до одного двух месяцев.
Окончательные итоги проверки советских военнопленных и гражданских лиц, освобождённых после войны, выглядят следующим образом. К 1 марта 1946 года было репатриировано 4 199 488 советских граждан (2 660 013 гражданских и 1 539 475 военнопленных), из них 1 846 802 поступило из зон действия советских войск за границей и 2 352 686 принято от англо американцев и прибыло из других стран.
Результаты проверки и фильтрации репатриантов (по состоянию на 1 марта 1946 г.)
Категории репатриантов / гражданские / % / военнопленные / %
Направлено к месту жительства / 2 146 126 / 80,68 / 281 780 / 18,31
Призвано в армию / 141 962 / 5,34 / 659 190 / 14,82
Зачислено в рабочие батальоны НКО / 263 647 / 9,91 / 344 448 / 22,37
Передано в распоряжение НКВД / 46 740 / 1,76 / 226 127 / 14,69
Находилось на сборно0пересыльных пунктах и использовалось на работах при советских воинских частях и учреждениях за границей / 61 538 / 2,31 / 27 930 / 1,81
Таким образом, из военнопленных, освобождённых после окончания войны, репрессиям подверглись лишь 14,69 %. Как правило, это были власовцы и другие пособники оккупантов. Так, согласно инструкциям, имевшимся у начальников проверочных органов, из числа репатриантов подлежали аресту и суду:
– руководящий и командный состав органов полиции, «народной стражи», «народной милиции», «русской освободительной армии», национальных легионов и других подобных организаций;
– рядовые полицейские и рядовые участники перечисленных организаций, принимавшие участие в карательных экспедициях или проявлявшие активность при исполнении обязанностей;
– бывшие военнослужащие Красной Армии, добровольно перешедшие на сторону противника;
– бургомистры, крупные фашистские чиновники, сотрудники гестапо и других немецких карательных и разведывательных органов;
– сельские старосты, являвшиеся активными пособниками оккупантов.
Какой же была дальнейшая судьба этих попавших в руки НКВД «борцов за свободу»? Большинству из них было объявлено, что они заслуживают самого сурового наказания, но в связи с победой над Германией Советское правительство проявило к ним снисхождение, освободив от уголовной ответственности за измену Родине, и ограничилось отправкой на спецпоселение сроком на 6 лет.
Такое проявление гуманизма явилось для пособников фашистов полной неожиданностью. Вот характерный эпизод. 6 ноября 1944 года в Мурманск прибыли два английских корабля, на борту которых находились 9907 бывших советских военнослужащих, сражавшихся в рядах немецкой армии против англо американских войск и взятых ими в плен.
Согласно статье 193 22 тогдашнего Уголовного кодекса РСФСР: «Самовольное оставление поля сражения во время боя, сдача в плен, не вызывавшаяся боевой обстановкой, или отказ во время боя действовать оружием, а равно переход на сторону неприятеля, влекут за собою – высшую меру социальной защиты с конфискацией имущества» . Поэтому многие «пассажиры» ожидали, что их расстреляют сразу же на мурманской пристани. Однако официальные советские представители объяснили, что Советское правительство их простило и что они не только не будут расстреляны, но и вообще освобождаются от привлечения к уголовной ответственности за измену Родине. Больше года эти люди проходили проверку в спецлагере НКВД, а затем были направлены на 6 летнее спецпоселение. В 1952 году большинство из них было освобождено, причем в их анкетах не значилось никакой судимости, а время работы на спецпоселении было зачтено в трудовой стаж.
Вот характерное свидетельство живущего в Пудожском районе Карелии писателя и краеведа Е. Г. Нилова: «Власовцев привезли в наш район вместе с военнопленными немцами и разместили их в тех же лагерных пунктах. Странный был у них статус – и не военнопленные, и не заключённые. Но какая то вина за ними числилась. В частности, в документах одного жителя Пудожа, значилось: “Направлен на спецпоселение сроком на 6 лет за службу в немецкой армии с 1943 го по 1944 й год рядовым…”. Но жили они в своих бараках, за пределами лагерных зон, ходили свободно, без конвоя» .
Всего в 1946–1947 гг. на спецпоселение поступили 148 079 власовцев и других пособников оккупантов. На 1 января 1953 года на спецпоселении оставались 56 746 власовцев, 93 446 были освобождены в 1951–1952 гг. по отбытии срока.
Что же касается пособников оккупантов, запятнавших себя конкретными преступлениями, то они были направлены в лагеря ГУЛАГа, составив там достойную компанию Солженицыну.
«Подвиг» майора Пугачёва
С хрущёвских времён в фольклор обличителей сталинизма прочно вошёл рассказ Варлама Шаламова «Последний бой майора Пугачёва», в котором изложена душещипательная история побега из колымского лагеря и героической гибели 12 бывших офицеров, невинно осуждённых сталинскими палачами.
Как мы уже убедились, основная масса освобождённых из плена советских военнослужащих благополучно проходила проверку. Но даже те из них, кто арестовывался органами НКВД, в большинстве своём отделывались ссылкой. Чтобы попасть на Колыму, надо было совершить что то серьёзное, запятнать себя конкретными преступлениями на службе у гитлеровцев. Не стали исключением из этого правила и прототипы шаламовских «героев».
О том, как выглядел «подвиг майора Пугачёва» на самом деле, рассказал Александр Бирюков в телепередаче «Шаги победы», показанной по Магаданскому телевидению 5 сентября 1995 года. Оказывается, такой факт действительно имел место. Бежали, предварительно задушив вахтенного караульного. В перестрелках с преследующими их солдатами убили ещё несколько человек. И действительно, из 12 «героев» 10 являлись бывшими военными: 7 человек – власовцы, избежавшие высшей меры только потому, что после войны в СССР была отменена смертная казнь. Двое – полицаи, добровольно перешедшие на службу к немцам (один из них дослужился до чина начальника сельской полиции), расстрела или петли избежали по той же причине. И только один – бывший морской офицер, имевший до войны две судимости по уголовным статьям и попавший в лагерь за убийство милиционера при отягчающих обстоятельствах. При этом 11 из 12 имели отношение к лагерной администрации: нарядчик, повар и т. п. Характерная деталь: когда ворота «зоны» оказались широко распахнутыми, из 450 заключённых за беглецами не последовал больше никто.
Ещё один показательный факт. В ходе погони 9 бандитов были убиты, трое же уцелевших возвращены в лагерь, откуда, спустя годы, но ещё до окончания полученного ими срока, вышли на волю. После чего, вполне возможно, рассказывали внукам о том, как безвинно страдали в годы «культа личности». Остаётся лишь в очередной раз посетовать на излишнюю мягкость и гуманность сталинского правосудия.
После капитуляции Германии встал вопрос о передаче перемещённых лиц непосредственно через линию соприкосновения союзных и советских войск. По этому поводу в мае 1945 года состоялись переговоры в германском городе Галле. Как ни артачился возглавлявший делегацию союзников американский генерал Р. В. Баркер, пришлось ему 22 мая подписать документ, согласно которому должна была состояться обязательная репатриация всех советских граждан, как «восточников» (т. е. проживавших в границах СССР до 17 сентября 1939 года), так и «западников» (жителей Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии).
Но не тут то было. Несмотря на подписанное соглашение, союзники применяли насильственную репатриацию лишь к «восточникам», передавая советским властям летом 1945 года власовцев, казаков атаманов Краснова и Шкуро, «легионеров» из туркестанского, армянского, грузинского легионов и прочих подобных формирований. Однако ни одного бандеровца, ни одного солдата украинской дивизии СС «Галичина», ни одного служившего в немецкой армии и легионах литовца, латыша или эстонца выдано не было.
А на что, собственно, рассчитывали власовцы и другие «борцы за свободу», ища убежища у западных союзников СССР? Как следует из сохранившихся в архивах объяснительных записок репатриантов, большинство власовцев, казаков, «легионеров» и прочих «восточников», служивших немцам, совершенно не предвидело, что англичане и американцы будут насильно передавать их советским властям. Среди них царило убеждение, что скоро Англия и США начнут войну против СССР и в этой войне новым хозяевам понадобятся их услуги.
Однако здесь они просчитались. В то время США и Великобритания всё ещё нуждались в союзе со Сталиным. Чтобы обеспечить вступление СССР в войну против Японии, англичане и американцы готовы были пожертвовать какой то частью своих потенциальных холуёв. Естественно, наименее ценной. «Западников» – будущих «лесных братьев» – следовало поберечь. Вот и выдавали понемногу власовцев да казаков, чтобы усыпить подозрения Советского Союза.
С осени 1945 года западные власти фактически распространили принцип добровольности репатриации и на «восточников». Насильственная передача Советскому Союзу советских граждан за исключением лиц, отнесённых к категории военных преступников, прекратилась. С марта же 1946 года бывшие союзники окончательно перестали оказывать какое либо содействие СССР в репатриации советских граждан.
Однако военных преступников, хотя и далеко не всех, англичане и американцы Советскому Союзу всё таки выдавали. Даже после начала «холодной войны».
Вернёмся теперь к эпизоду с «простыми крестьянами», о трагической судьбе которых стенает Солженицын. В процитированном отрывке ясно сказано, что эти люди пробыли в руках англичан два года. Следовательно, они были переданы советским властям во второй половине 1946 года или же в 1947 году. То есть, уже во время «холодной войны», когда бывшие союзники никого, кроме военных преступников, насильно не выдавали. Значит, официальные представители СССР предъявили доказательства, что эти люди являются военными преступниками. Причем доказательства, неопровержимые для британского правосудия, – в документах Управления Уполномоченного Совмина СССР по делам репатриации постоянно говорится, что бывшие союзники не выдают военных преступников из за недостаточной, по их мнению, обоснованности отнесения этих лиц к такой категории. В данном же случае сомнений в «обоснованности» у англичан не возникло.
Надо полагать, эти граждане вымещали свою «горькую обиду на большевиков», участвуя в карательных операциях, расстреливая семьи партизан и сжигая деревни. Властям Великобритании поневоле пришлось выдать «простых крестьян» Советскому Союзу. Ведь английским обывателям ещё не успели разъяснить, что СССР – «империя зла». «Общественный гнев» у них вызвало бы именно укрывательство лиц, участвовавших в фашистском геноциде, а не их выдача.